– Могли ли Вы сами невольно дать несовершеннолетней девочке повод надеяться на то, что между Вами будут какие-то отношения?

– С моей стороны абсолютно точно не было действий, которые могли бы подпадать под уголовные деяния, потому что я прекрасно знаю о возможных последствиях этого для  взрослого человека. Наоборот, в ходе общения с Мариной (имя изменено прим. Ред), которая сейчас числится потерпевшей по моему уголовному делу, я ей неоднократно говорил и писал, что никакого моего личного общения с ней быть не может. Это не нормально и противоречит закону.

– А сколько лет в тот момент было девочке?

– Я знаю Марину с 12-ти лет, тогда она пришла к нам на занятия в клуб. Когда она пыталась «навязать» свои фантазии о наших возможных взаимоотношениях, обусловленные подростковой влюбленностью, ей было 13 лет. Она рассчитывала на взаимность, между нами как между парнем и девушкой.

– Уже проигрывая эту ситуацию назад, хотели бы Вы что-то изменить?

–  Я уже многократно об этом думал и пожалел, что не вызвал родителей в клуб и не оборвал всяческое общение. Не хотел травмировать психику  ребенка, попытался спокойно объяснить все сам. В тот момент я посчитал, что ее психике может что-то угрожать. Она высказывала какие-то суицидальные мысли, и я переживал за нее, как впрочем, и за всех своих воспитанников. Но сейчас я понимаю, что надо было действовать совершенно по-другому: не нужно было принимать  никакого участия в решении ее подростковых проблем, не находился бы сейчас в СИЗО.

– Где и при каких обстоятельствах произошла беседа, которая стала для следствия основой для возбуждения уголовного дела?

– По материалам уголовного дела развратные действия, которые вменяют мне, связаны с разговором, который состоялся после неоднократных попыток Марины навязаться ко мне в друзья и вызвать во мне какой-то интерес к себе. Эта встреча произошла в районе Сухого Лога. Я ехал с работы домой, и в семь часов вечера мы с ней встретились по ее просьбе возле входа в универмаг «Калининский». Я на тот момент уже не работал в клубе полгода, однако многие из моих воспитанников и их родители поддерживали общение со мной и зачастую советовались по различным подростковым вопросам. Наверное, мое мнение было важно для них. Марина продолжала писать мне в ВКонтакте и WhatsApp, настойчивее всех, по поводу и без, в том числе предлагая встретиться.

– Вы видели в этой встрече с ребенком какие-то риски для себя?

– Я не мог предположить, что произойдет такая фантастическая ситуация. При встрече, я достаточно категорично сказал о невозможности любых наших взаимоотношений, о чем писал ей ранее, кстати, об этом я сообщал и ее родителям. Но она этого не понимала. Предлогом встречи не были перспективы наших взаимоотношений. Я просто  хотел ей помочь, так как она сообщила, что в очередной раз оказалась в трудной эмоциональной ситуации, но пообщавшись в этот день с ней, я понял, что она просто пытается таким образом привлечь мое  внимание к ней.

– Пыталась ли девочка позже объяснить свое поведение?

– Она писала мне письма, после моего ареста. Я их не получал, но я знаю их содержание, потому что знакомился с материалами уголовного дела. Она писала, что совершила чудовищную ошибку, нафантазировала несуществующие вещи и пересказала свои фантазии  подруге через переписку в социальных сетях. А в дальнейшем этот рассказ оказался в доступе у сотрудников Следственного Комитета.

– Ваша жена поддерживает Вас в этой ситуации?

– Да, конечно, и эта поддержка для меня имеет огромное значение. Меня поддерживают и многие  родители и дети – мои воспитанники, с которыми я занимался в клубе.

– Вы допускаете, что приговор будет обвинительным, и Вы длительное время проведете в колонии?

– Я очень надеюсь, что если уж на этапе предварительного следствия мне не удалось доказать очевидное - свою невиновность, то, наверное, судебное разбирательство будет объективным, беспристрастным и, в отличие от следствия, не будет носить явно обвинительного уклона. Чудовищная ошибка, из-за которой честный и порядочный человек оказывается за решеткой, его психике, репутации, да и здоровью наносится определенный ущерб, должна быть все-таки исправлена. Уже почти полтора года я борюсь за свое честное имя, находясь в СИЗО. Надеюсь, что мне удастся доказать, что я не маньяк-извращенец, а нормальный человек, может быть, напрасно слишком много времени уделявший своей работе с подростками. Если бы были хоть малейшие доказательства моей виновности, думаю, разбирательство не затянулось бы на полтора года. Сколько еще продлится суд, никто не знает.

– Как Вы считаете, что сейчас провоцирует подростков, выдумывать, фантазировать на эту тему?

– Мир за последнее десятилетие кардинально изменился. Мобильный телефон в руках у подростка – это возможность и получить любую информацию, в том числе и эротического характера, и поделиться ею, и стать объектом реального интереса педофила… Но с другой стороны – это возможность и придумать, нафантазировать себе образ, а может уйти в этот образ от реальности, то чего не было… Ребенок ведь не всегда отдает себе отчет в том, какие последствия будет иметь вроде бы невинный разговор в чате с подружкой...

– А как Вы оцениваете позицию силовиков?

– По моему мнению, сейчас сформировался исключительно обвинительный уклон в работе правоохранительной системы, особенно если вопрос касается детей и всего что с этим связано. В моем случае позиция следствия  заключалась в двух словах в следующем:  если даже девочка все придумала, то уж лучше ошибиться в отношении виновности  взрослого мужчины, чем, не дай бог, в отношении ребенка, раскрывая преступление которого не было... На мой взгляд, не было объективного разбирательства.

– Есть ли, на Ваш взгляд, какие-либо проблемы с законодательством в этой сфере?

– По статье, по которой меня сейчас судят, можно применить все что угодно. От разговоров и переписки в социальных сетях, заканчивая жестоким насилием над несовершеннолетними. И, к сожалению, по приговорам можно получить одинаковый срок и за банальный пост в социальных сетях, и за реально маньяческие действия. Наверное, мой пример, это реальная иллюстрация подобного случая. Я сам педагог по образованию, и прекрасно теперь понимаю, что профессия эта, к сожалению, не только низкооплачиваемая и не особо престижная, но и еще опасная...

Напомним, что Роман Кошкин был задержан  6 апреля 2020 года по подозрению в совершении развратных действия в отношении тринадцатилетней Марины,  с этого момента бывший педагог патриотического клуба «Альфа» находится в СИЗО-1 города Новосибирска. 

Обвинения были основаны на переписке несовершеннолетней Марины со своей подругой, в которой девочка сообщила, что в январе 2020 года она встречалась с бывшим тренером ВСЦ «Альфа» – Романом Кошкиным, была у него дома, где они целовались.

Родители воспитанников клуба «Альфа» заступились за педагога, они попытались обратить внимание прокуратуры на допущенные следствием нарушения и недопустимость доказательств по делу. Но надзорный орган признал действия следствия законными, а заключение Романа под стражу — обоснованным.

Сама «пострадавшая» отправила Роману несколько писем о том, что «из-за давления со стороны с психу наговорила следователю то, чего не было». Якобы она не думала, что все так получится, что педагога посадят в тюрьму. Несовершеннолетняя при этом извиняется, обещает «постараться все исправить». Но это не повлияло на позицию следствия.

Материалы уголовного дела в отношении Романа Кошкина поступили в суд Заельцовского района 15 февраля 2021 года, ближайшее заседание в рамках этого процесса назначено на 30 сентября. 

В последний раз мера пресечения в виде заключения под стражу Роману была продлена 9 августа, его оставили в СИЗО-1 еще на три месяца. Адвокат подсудимого Наталья Беспалова обосновала его позицию тем, что уголовное преследование Кошкина незаконно, а на момент события преступления у Романа есть алиби. Кроме того, адвокат обратила внимание прокуратуры «на фальсификацию доказательств со стороны следователя СУ СК РФ по НСО А.Дзюбы». Но эти аргументы остались без внимания.   

– В судебном заседании несовершеннолетняя Марина в очередной раз (как и на предварительном следствии) подтвердила, что ее рассказ подруге об отношениях с Романом Кошкиным является выдумкой, фантазией, которую она рассказала с целью вызова чувства зависти и повышения самооценки. Также девушка пояснила, что давая первоначальные показания следователю 6 апреля 2020 года, она намеренно лгала, так как боялась, что ее обман раскроется, и ей было стыдно перед друзьями. Кроме того она не понимала, какие последствия повлечет пересказ ее переписки с подругой. После того, как Кошкин был задержан, она пыталась рассказать следователю, что говорила неправду, но последний пригрозил ей уголовной ответственностью ее родителей. В дальнейшем со стороны следователя неоднократно оказывалось воздействие на потерпевшую, что также подтвердилось заключением судебной лингвокриминалистической экспертизы, - обозначила Наталья Беспалова позицию защиты.

Кроме того, адвокат Романа Кошкина считает, что длительное содержание в условиях тюрьмы человека, который стремится доказать свою невиновность, и поэтому у нет оснований, чтобы скрываться, усугубляя свое положение, противоречит смыслу презумпции невиновности и искажает цели правосудий в целом.

Светлана Воронкова, фото предоставлено родственниками Романа Кошкина

Читайте также в «Прецеденте» историю еще одного обвиняемого в изнасиловании. Ему предъявлено обвинение со слов 14-летней девочки.